Заметки о Таганрогском вернакуляре.
Вернакуляр исторического центра города как результат социального эксперимента Мое внимание к вернакуляру привлек мой старый друг Андрей (архитектор по профессии). Он рассказал, чем вернакуляр (далее в тексте В-р.) привлекает его и его коллег. Я понял, что для них В-р — "архитектура без архитектора" — представляет собой живой источник для наблюдения законов и линий, по которым идет саморазвитие этой самой архитектуры. Это действительно очень интересно и, по-видимому, станет со временем базой для построения определенных концептуальных моделей и, как следствие, будет использовано на практике. Чем же он интересен мне как историку? В-р, с точки зрения историка, может являться удивительно ярким и наглядным источником в плане социальной истории. Данные по изучению В-ра, конечно, несут в себе определенную этническую (или региональную) специфику, что может быть использовано этнологами и историками-краеведами. Они могут выступать "архивом под открытым небом" для такого модного нынче направления как история повседневности и других близких направлений. Однако, на мой взгляд, В-р интересен, прежде всего, именно с точки зрения социальной истории. Здесь надо сразу сказать, что речь идет о В-ре, конечно, в тех городах, где присутствует солидная (хорошо бы еще мало-мальски сохранившаяся) историческая часть города. Трудно не согласиться, что чаще всего В-р именно в таких районах цветет самым пышным цветом и принимает самые гротескные, сюрреалистические, а порой даже футуристические формы. Именно в старых районах города он изумляет, вдохновляет, а порой даже пугает нас более всего. Дело здесь в том, что именно старинные части крупных городов стали ареной удивительного социального эксперимента, живым последствием которого и служит наш многоуважаемый В-р. Хотя я хорошо знаком с историческими районами Ростова — Центром и Нахичеванью, но таганрогский центр, конечно, знаю гораздо лучше, поэтому о нем и буду говорить (то же происходило и в Старом Ростове, Новочеркасске, Азове).
Изложим суть эксперимента. Исходные условия. Исходный "субстрат" — целые городские кварталы исторической части города. Городские жители дореволюционной России, конечно, безошибочно определяли ту границу, которая разделяет "престижную" часть города от его "окраин". Сегодня эту "престижную часть" принято именовать историческим центром. Интересно воспользоваться воспоминаниями доктора П.Ф.Тюрина о былой жизни в Таганроге. Их привел в своей книге "По старой Греческой… (Хроника обывательской жизни)" краевед-энтузиаст О.Гаврюшкин. Доктор пишет: "Центральный район ограничивался с небольшими отступлениями улицами Греческой, Елизаветинской и переулками Коммерческим и Гоголевским". Улица Греческая и переулок Гоголевский сейчас носят свои старые названия, а улица Елизаветинская и переулок Коммерческий сейчас именуются соответственно улица розы Люксембург и переулок Украинский. Это был исключительно престижный, можно даже сказать "закрытый" район города — место особого внимания городских властей. В эту часть города прибывали именитые, богатые, знатные гости из столиц, иностранцы по разного рода делам. Как пишет доктор Тюрин: "Жили здесь владельцы или директора заводов или банков, адвокаты, врачи, владельцы магазинов, помещики близлежащих поместий, крупные чиновники, учителя гимназии и др.". Безусловно, и в этой среде попадались мелкие мещане, небогатые служащие и представители прочей разношерстной публики, но облик центра их присутствие нисколько не меняло. У этой части города был свой социокультурный облик. По свидетельству того же Тюрина, даже крикливые торговцы с рук, коробейники и прочие коммивояжеры, особенно характерные для южно-российских городов и в т.ч. Таганрога, избегали вести торговлю в Центре. "В центральные районы мороженщики старались не забираться, особенно в самый центр — на Петровскую, Николаевскую, где их гоняли городовые. Жители этих улиц находили неприличным брать мороженое у мороженщиков". С точки зрения дальнейшего роста вернакуляра, большинство домов этой центральной части можно разделить на три типа: 1) административные и служебные здания, учебные заведения (например, Азово-Донской банк на Петровской или Мариинская гимназия), 2) дома, принадлежавшие одной семье или одному владельцу (например, дом отца Ф.Раневской Фельдмана, дом Поцепухова, где сейчас находится музей Дурова ), 3) дома многоквартирные, где было много владельцев или квартиросъемщиков. Остальные районы представляли собой непрестижную часть города — место обитания населения, не относившегося к элите города. Тюрин пишет: "Материальный уровень обитателей окраинных кварталов был значительно ниже центральной части города…Наиболее низкий уровень был у жителей городских пригородов Касперовки, Скараманговки, Камбициевки и номерных переулков, все раззраставшихся, носивших в то время нелепое название "Собачеевка"". Такое разделение города на "две большие разницы" было характерно для многих городов других стран и ничего необычного в этом не было. Необычное началось в 1917 году. Эти окраины, а равно и близлежащие села, точнее их жители, становятся в наблюдаемом нами эксперименте катализатором. Условия протекания эксперимента - революция и гражданская война. Ход эксперимента. Революция, страшные "смутные времена" заставляют всю эту размеренную структуру городской жизни прийти в бешеное движение. Наиболее прозорливые покидают Россию еще до революции, продавая дома и забирая ценности. Однако большинство жителей центральной части города во время революции не потеряло своих домов и живет в них, как и раньше (какая-то часть мужчин еще не вернулась с войны, но собирается вернуться). Революция и гражданская война вторгаются в их жизнь. Начинаются расстрелы, аресты, экспроприации имущества, подселения. Чаще всего жители центральной части города лишаются своих домов, иногда получают эксклюзивное право (все по-честному) жить в одной-двух комнатах когда-то принадлежавшего им огромного дома. Население центра города значительно увеличивается. Жилье бывших "буржуев" раздается (по одной-две комнаты на семью) беднейшим слоям населения — пролетариям. Именно они признаны новой советской властью как наиболее надежный класс. Пролетариями признавались самые нищие граждане. Постепенно добивая остатки зажиточных мещан, бывших служащих и прочую публику (теперь уже понятие "прочая публика" применяется не элитой по отношению к простому люду, а пролетариями к бывшей элите), новая власть заселяла их дома "новыми людьми". Как историк, могу сказать, что среди них встречались действительно несчастные люди (семьи, оставшиеся без кормильца; инвалиды), но больше всего было разного рода сброда, всплывшего как шелуха во время революционной бури — уголовные элементы, солдаты-дезертиры, пьяницы и прочие. В Таганроге было немало простых рабочих, но у многих из них были свои дома на окраинах, они не относились к настоящему пролетариату. Революция их место жительства почти не изменила и они остались жить в своих районах. Квартиры в центре давались самым неимущим, а, значит, самым верным гражданам — опоре советской власти. Кроме того, центральная часть города пополнилась и чуждым урбанизации крестьянским элементом — теми, кто сумел найти себе место в городе при новой власти, но не хотел менять своих сельских привычек. Неудивительно поэтому, что и сегодня кварталы старых домов исторической части городов Ростова, Таганрога, Новочеркасска пользуются не самой лучшей славой — во многих живут самые непосредственные потомки тех самых пролетариев (хотя многие получили жилье там уже после Великой отечественной войны и к ним не имеют отношения).
Результат эксперимента. В результате этого уникального эксперимента старинные красивые дома центральной части города остались, а население в них стало жить совершенно новое. В несколько раз увеличилась плотность населения. Новые хозяева комнат и квартир были рады хоть какому-нибудь углу и переезжали туда целыми семьями. Это были уже не те дореволюционные персонажи, которые по типу булгаковского профессора Филиппа Филипповича Преображенского искренне не мыслили жизни менее чем в семи комнатах. Изменился социокультурный облик населения и отношение к центральной части города. Важный момент отмечает упомянутый доктор Тюрин: "Дома в центральной части, несмотря на их внешнюю привлекательность, или даже красивость, имели мало коммунальных удобств. Отопление было печное, водопровода и канализации не было. Ванны имели лишь единичные дома, в ряде домов были уборные с выводом нечистот в выгребную яму, в большинстве случаев это был всасывающая яма, которая запрещалась санитарными правилами и в то время, но обычно запрещение нарушалось на худой конец за счет взятки". Что же можно говорить, когда в каждом доме население увеличилось в три-четыре раза. Вот тут и началась та самая "борьба за место под солнцем", как сформулировал сущность В-ра многоуважаемый коллега С.В.Лямзаев. Административные здания подверглись ему в меньшей степени, так как их заняли административные же органы новой власти. Хотя, как говорят, даже дворец Алфераки (ныне Краеведческий музей) в 1920-30-е гг использовавшийся как административное здание, тоже испытал на себе мощь В-ра. Там, говорят, в большом бальном зале в два этажа высотой была возведена горизонтальная перегородка, разделившая его на два этажа - чтоб больше места было. Я ее уже не застал и точных подтверждений этой информации не искал. Одновладельческие дома стали основным объектом для развития В-ра, так как они рассчитывались на одну семью, а стали домом для четырех-пяти-шести. Многоквартирные дореволюционные дома (и доходные дома, где квартиры и комнаты сдавались внаем) были более всего приспособлены для новых условий, но и они не избегли печати В-ра. Часто в них можно увидеть самодельные лестницы на второй этаж, встроенные в оконный (а теперь дверной) проем: прежние жильцы спускались вниз через парадное, теперь же парадное стало частью чьей-то "квартиры" на первом этаже, а квартира на втором этаже тоже резонно захотела свое парадное (надо ж как-то спускаться, всю жизнь прыгать со второго этажа ног не хватит). Важно заметить, что ветхие деревянные балконы в старинных каменных домах, которые иногда сегодня можно принять за пример В-ра видны на очень старых фотографиях, потому вряд ли являются незапланированным при закладке элементом. Таким образом, движущие силы такого В-ра, выросшего как результат социальном эксперимента, можно указать: это высокая плотность населения (нужны дополнительные площади или функциональные элементы инфраструктуры), низкий материальный уровень населения (невозможность выкупить дом целиком или найти отдельное жилье, это же обуславливает исключительное разнообразие в используемых строительных материалах), низкий уровень правовой регламентации застройки (особенно часто В-р развивается в моменты "вакуумов власти", когда этой самой влати ни до чего нет дела - даже в советских пятиэтажках люди сделали многочисленные пристройки к своим окнам именно в эпоху перестройки и постперестройки начала 1990-х, когда никто ничего не запрещал).Кстати сказать, в этом отношении города в странах бывшего СССР значительно отличаются от той же Европы, где социальные эксперименты подобных масштабов вряд ли где-либо имели место. Конечно, в тесных средневековых европейских городах В-р присутствует и очень интересен, но его происхождение имеет другую природу — не социальный эксперимент, а поступательное развитие социально-экономических отношений.
Максим Маринич (Поночевный)